Кирилл, Вы пишите:
Ведь есть же пророчество о том, что царь придет через войну с Китаем, а ведь в ней мы будет терпеть поражение, этот сценарий (войны) очень реален.
Хорошо, Кирилл, я поняла, что Вы не эксперт по Отечественной истории пророчеств, а просто частый посетитель данного Форума. Тогда, раз уж Вы высказываете только своё личное мнение, то давайте договоримся на Будущее, что не будем переходить рамки светского разговора.
Это значит, что я более никогда не буду комментировать Ваши посты, какими бы наивными они мне не казались, Вы же со своей стороны никогда не будете употреблять фразы типа: «Ведь есть же пророчество о том, что царь придет через войну с Китаем, а ведь в ней мы будет терпеть поражение, этот сценарий (войны) очень реален», комментируя мои статьи. То есть своё личное мнение высказывать можете, но если Вы уж захотите сослаться на какое-либо пророчество, то извольте указывать: автора, Название книги, год выпуска, стр., текст.
Надеюсь, я не много от Вас требую?
В противном случае, я прокомментирую некоторые Ваши посты и не обижайтесь, если над Вами весь Форум будет смеяться.
Подводим итог: если я правильно поняла, то пророчеств о скором восстановление монархии в России до 1990 года никто не знает, есть только «мечтания», которые появились после развала СССР. Поэтому предлагаю данную тему закрыть, и перейти к следующей теме.
Но прежде чем поставить точку хотелось бы прокомментировать пост Андрея К, который употребил такое выражение:
«А вот произойдет или нет, это решать Всевышнему, думаю если просить его искренне, думая о будущем не только своем, а и своего народа, и страны, то, возможно, простит и поможет».
Надо сказать, что подобные высказывания не редки и звучали уже много раз, поэтому хочу привести как раз по данной теме две статьи:
Первая, богословского философа А. Столыпина, написана в 1921 году и впервые опубликована в журнале «Новое Время», №1:
«Меня поражает количество непостижимо слепых людей, которые продолжают приписывать все бедствия, выпавшие на долю России, ничтожным причинам и ничтожным действиям людей, партий и правительств. Как будто те или иные поступки отдельных карликов соизмеримы с кипением чаши Господнего гнева!
Наступление ясно предсказанных и с малых лет известных нам из Писания исключительных событий должно бы, кажется, вызвать в совести людей тревожный вопрос, какими исключительными и всенародными грехами, какою непостижимою изменой высшим и духовным задачам человечества вызваны эти кары?
С точки зрения Христианства и даже совсем нерелигиозной понятно, что такое историческое явление, как народ, угрожающий совершенствованию человечества, обречён на историческую неудачу.
Как Россия оказалась в категории такого народа?
Большевизм – это отвратительная религия Зла – обладает такою же притягательной силой, как и добро притягательно для ревнителей Добра, считать большевизм местным русским явлением было бы так же ошибочно, как считать Католицизм – итальянской религией, потому что глава Католической Церкви пребывает в Ватикане.
Большевизм – это религия всемирная и воинствующая, пытающаяся выделить Злое начало в человечестве и доставить ему торжество. Такого явного, такого бесстыдного утверждения Зла человечество ещё никогда не видело. Злое начало уживалось с Добрым, как плевелы с пшеницей, и потому все страстные обвинения, направленные против сословий, против народов, против того или другого политического строя, всегда грешили несправедливостью. Зло переплеталось с Добром и у аристократов, и у пролетариев, и у эллинов, в самодержавных государствах и в свободных республиках.
Отделить резко эти два начала представлялось нашему мышлению действием невозможным и противным человеческой природе. Для этого требовалось бы вмешательство «чуда». И «чудо» это проявилось со всеми признаками чудесности для тех, кто желает его осмыслить, и со всеми признаками бессмысленной катастрофы для упорствующих в слепоте.
Когда Ленин заявлял, что «чудом» он достиг власти, что «чудом» победил своих многочисленных врагов и «чудом» продержался, несмотря на страшное разорение России, он не подозревал, какой верный и глубокий смысл он вкладывал в это слово. Являясь тем роковым человеком, через которого должны придти соблазны, он одновременно являлся и тем орудием, которое отделяет плевелы от пшеницы. Он создал те условия, при которых нельзя одновременно служить Злу, лицемерно прикрываясь Добром, потому что, принимая большевизм, нельзя не принять и ответственности за ненасытное человекоубийство, за бездну предательства и зла. Здесь нет места ни для равнодушного зрителя, ни для высокомерного Пилата, умывающего руки. Поэтому не может и не должно быть, чтобы большевизм ограничился географическими пределами России. Та сила злой мистики одушевления, которая в нём заложена, достаточна, чтобы распознать её духовный первоисточник. Решительный и беспощадный бой против религиозной связи человека с Творцом, одной из степеней которой является – Христианство. Большевики – не люцифериане и не сатанисты, им не до забавы нелепыми ритуалами. Нам неизвестно, куда ведёт их таинственная власть Третьего Интернационала, но и для них загадка, насколько их возвысит и когда их сокрушит Всесильная рука Провидения.
Я верю в такой конец большевизма: неожиданный, мирный и нравственно для него постыдный».
Заметьте Андрей, Столыпин пишет:
«Меня поражает количество непостижимо слепых людей, которые продолжают приписывать все бедствия, выпавшие на долю России, ничтожным причинам и ничтожным действиям людей, партий и правительств. Как будто те или иные поступки отдельных карликов соизмеримы с кипением чаши Господнего гнева!».
И заканчивает свою статью такими словами:
«Я верю в такой конец большевизма: неожиданный, мирный и нравственно для него постыдный».
Чем Вам не пророчество?
* * *
Вторая статья, видного философа, историка и богослова русского зарубежья Г.П. Федотова (1886-1951), который в качестве преподавателя Свято-Владимирской православной семинарии в Нью-Йорке, написал несколько религиозных очерков и статей, собранных в книге «Россия, Европа и мы» (1973), в которых, в частности, писал:
«На чём основано убеждение многих из нас, что на другой день после падения режима, воинствующих против Бога, коммунистов Русская церковь должна пережить небывалый расцвет?
На анализе настоящего, на исторических аналогах?
Или на любви, которая «всему верит», которая живёт мифами – мифами прошлого и будущего, на вере в чудо, которая одна, для слабых душ, способна дать силы жить?
Кажется, довольно мы жили иллюзиями и дорого заплатили за них. Если все пережитые испытания, гибель нашей России и нашей Европы не способны излечить нас от иллюзий, значит, зря мы были приглашены на «пир небожителей». Ничего не поняли, ничему не научились.
Иллюзии двигают миром?
Да, бесспорно. Но на его погибель. Сейчас, куда ни посмотришь, видишь марширующие миллионы, готовые поджечь мир с четырёх концов, и уже начавшие грандиозное разрушение во имя соблазнительной лживой мечты.
На кого же будет похожа наша национальная и православная молодёжь, которая примет участии в строительстве новой, как мы надеемся, России?
Это вопрос решающий для её будущего.
Старое поколение священнослужителей мы потеряли, ничего хорошего от их деятельности не жду. Лишённые чувства единства, вековая привычка к повиновению, слабое развитие личного сознания, потребности в лёгкой жизни и в безликом коллективизме, «в службе и в тягле», пройдя систему Сталинской казармы, они никогда не смогут стать чем-либо подобным латинским или протестантским пастырям.
Остаётся надеяться на новую поросль.
Итак, исторические аналогии и анализ будущего. Что касается аналогий, я боюсь, что несмотря на кровавое настоящее, нас всё ещё дразнит болотный огонёк французской революции. Мы говорим: падение любого правящего режима освобождает скованные силы. Старый режим своей инерцией, ленью и сословными привилегиями глушит духовные народные силы. Освобождение гражданина становится освобождением его духовных талантов.
Боюсь, что это представление покоится тоже на иллюзии.
Между революционным пожаром и культурным расцветом Католицизма лежит духовная пустыня: эпоха двух Империй. При Наполеоне Бонапарте и его племяннике Церковь была скована так, как никогда в старой монархии. Свободой воспользовались собственник и предприниматель, а не духовник и богослов. И что, пожалуй, ещё хуже, французский народ тогда не ощущал потребности в иной свободе, кроме материальной, живя внутренними процессами буржуазного накопления.
Воскресение Римской проповеди было связано не с революционной бурей, а скорее с её отрицанием – с той огромной духовной реакцией, которую смогли развернуть Римские понтифики, опираясь на свой, пусть ослабевший, но сохранившийся аппарат.
Нет, аналогия французской революции не за нас.
Ну а сама русская действительность?
Что говорит анализ настоящего в смысле возможных прогнозов?
Было время, когда действительность давала веские основания для надежд. В самый разгар гражданской войны и свирепейшего террора в стране горела духовная жизнь. В эпоху НЭПа это напряжение вылилось в Обновленческий раскол. Быть может, его значение нами переоценивается, но мы не видим ничего подобного в революции Французской. Буря событий захватила многих представителей Церкви. Некоторые даже весело стали шагать по трупам – навстречу какому-то сияющему будущему. Увы, теперь от этих надежд мало что осталось.
То, что наступило потом, – массовый террор, ликвидация коммунистической идеологии, всеобщее подхалимство и рабство.
Какая духовность возможна в этом отравленном воздухе?
Какая церковная проповедь?
И мы видим: Русская Православная церковь кончается, удушенная, обескровленная, за отсутствием какой бы то ни было творческой воли к жизни. Сейчас Россия – духовная пустыня. Таков результат неизбежен во всяком тоталитарно-тираническом государстве, какова бы ни была идея, положенная в его основу. В России такой идеей оказался Марксизм. Я сомневаюсь, чтобы Марксизм, даже в условиях наиболее благоприятных, позволил сохраниться Православной церкви, даже на условиях полной капитуляции. Страна, всерьёз сделавшая Марксизм единственной основой воспитания, превращается в «собачью пещеру», где могут выживать только высокие ростом.
Я не закрываю глаза на то, что русский большевизм, в особенности сталинизм, весьма далёко уклонился от настоящего Марксизма, ассимилировав его с иными, чуждыми ему идеями: с культом вождей и великорусским национализмом. Это дало возможность дышать и в «собачьей пещере», – но всё же каким спёртым воздухом!
Жизнь возможна и в России, но какая убогая! О культурном и духовном развитии Православия в стране Марксизма нельзя и мечтать.
Но Марксизм был и сойдёт.
Много ли уже сейчас от него осталось?
Но он отравил духовным туберкулёзом уже два поколения – лет на 30, оставив печать Зверя, которую идущие нам на смену поколения долго ещё будут нести. Правда, это поколения первенцев революции, самое горячее, активное – ему ли, казалось, не лепить, не оформлять податливой, пластичной массы, растопившей все старые формы быта и жаждущих новых? Новое духовное творчество жизни оказалось бездарным, и вместе с тем лживым и порочным. Да, но это для первых поколений.
Вскоре Сталин уйдёт, как до него ушли многие тираны: Чингиз-хан, Тамерлан, Иван Грозный. Предвижу, что с его смертью политика террора в России закончится, так как революционная мысль уже исчерпала себя. Единственной возможной реакцией общества на это событие будет русская реакция, явление запоздалое, с давно уже изжитой специфической идеологией большевистской революции. Но за сменой идеологии террора на постреволюционную – останется её фон: тоталитарной несвободы. В этом удушающем рабстве несвободы проживут ещё как минимум два поколения, ещё 30 лет. Здесь скажется московская привычка к рабству, культура рабства в московские и петербургские столетия истории. В свободе нуждалась, свободой жила интеллигенция, которая вместе с дворянством, была выжжена революцией. Москвич, пришедший ей на смену, никогда не дышал свободным воздухом: состояние рабства – не Сталинского, конечно, – является для него исторически привычным, почти естественным.
Но пройдут и эти два поколения, им на смену придёт пятое, следующие 15 лет. Я знаю, что, говоря о будущих условиях русской жизни, мы имеем уравнение со многими неизвестными. Многое зависит от того, в какой форме произойдёт ликвидация большевистского периода русской истории.
Война, восстание или эволюция режима?
В случае насильственной развязки смена одного тоталитаризма другим представляется весьма вероятной. Новая идея вдохнёт новую энергию в работу опричников-организаторов. Перемена личного состава лишь усилит их злобность: новая метла чище метёт. Но, возможен, и второй вариант, при пятом поколении режим начнёт быстро эволюционировать в сторону нормализации. Общество, насытившись идеями Коммунистического рая, отторгнет их.
Но, нет, решительно нет никаких разумных человеческих оснований представлять себе первый день России «после большевиков» как розовую зарю новой свободной жизни. Утро, которое займётся над Россией после кошмарной революционной ночи, будет скорее то туманное «серое утро», которое пророчил умирающий Блок. И каким же другим может быть утро после убийства, после оргии титанических потуг и всякого идейного дурмана, которым убийца пытался заглушить свою совесть? Утро расплаты, тоски, первых угрызений. После мечты о Мировой гегемонии, о завоевании планетных миров, о физиологическом бессмертии, о земном рае, – у разбитого корыта бедности, отсталости, рабства – может быть, национального унижения. Седое утро.
Теперь обратим своё внимание на возможное состояние Православной церкви к моменту падения Большевизма. Не хочется каркать, но её состояние на момент обретения свободы представляется мне тремя словами: духовная бескрылость и бездарность. Мне кажется, разгадка этой бескрылости Русской церкви заключается именно в том, что она давно уже сказала своё слово и теперь ей остаётся лишь повторять самое себя. Подобно романтической девочке, истощившей все свои силы в книжной, вымышленной любви, Русская церковь растратила своё вдохновение задолго до решительного часа истории, до 1917 года. Когда подошёл решительный час испытания, Православие, хотя и было далеко не бедно духовно, но оказалось бедно организационно. С начала XX-го века Русская церковь совершила над собой ряд самоотречений. Она воскресила своих врагов и приняла в своё сердце большую долю их стрел. Значительная часть антицерковной критики давно уже вошла в историю, но часть сохранилась и, возможно, сохранит свою актуальность. Сегодняшние застенки Сталина не должны парализовать у нас зрения и слуха, обращённые к созидательным процессам будущего. Мы должны прекрасно понимать, что Россия – будущего, это Россия почти поголовной грамотности, рабочие и крестьяне, обучающиеся в университетах, учёные и преподаватели, не оторванные от народа: плоть от плоти и кость от кости его.
Иными словами, после падения большевизма перед нами будет стоять совсем другая Россия. И как это было во Франции, свободой, прежде всего, воспользуются люди с предпринимательской жилкой для личного обогащения, а не как ни оставшиеся представители Церкви для духовной проповеди. И русский народ, скорее всего, первые годы будет ощущать потребность в материальной свободе, а ни в духовной.
И ещё одно, последнее. Какие бы гонения не выпали на долю Римского епископата, их нельзя сравнивать с гонениями на Православную церковь. Трезвый анализ запрещает возлагать чрезмерные надежды на близкое будущее возрождения чистого Православия в Москве. Такое Православие в первые годы после падения большевиков может быть только чисто бутафорским.
Предвижу, нас ждёт безрадостное утро […]» («Россия – взгляд в Будущее»), статья была написана в 1947 году, напечатана в 1973 «Россия, Европа и мы», стр. 47-51.
Вот так, Андрей К., Вам грезились молочные берега и кисельные реки, а Вас ждало безрадостное утро, которое постепенно должно перейти в безрадостный день.
С уважением: Тамара Николаевна.
* * *