Вверх страницы
Вниз страницы

ЗНАКИ ИСПОЛНЕНИЯ ПРОРОЧЕСТВ

Объявление

ПРАВИЛА ФОРУМА размещены в ТЕХНИЧЕСКОМ РАЗДЕЛЕ: http://znaki.0pk.ru/viewtopic.php?id=541

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Наши несвятые святые.

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

Сегодня на работе клиентка рассказывала про свою бабушку. Жаль не владею писательским талантом, но суть передать постараюсь.
Ее рассказ начался с удивительного случая, когда ее дед на Пасху остановил племенного сельского быка, который вырвался на улицу и понес на толпу людей. Дед был мужчиной высоким, крепким, засучив рукава вцепился быку в ноздри и поставил его на колени. Потом уж мужики подбежали, скрутили дружно этого быка и отвели в стойло. Я еще спросила, как же он не испугался, а она говорит, он вообще ничего не боялся, он в Бога верил.
Дед служил священником и в 37 году в Липецке, его расстреляли.  Бабушка родила к тому времени пятерых детей. Ей, как жене врага народа, грозила тюрьма, а детей должны были отправить в интернат. Но ее предупредил один человек, который по долгу службы знал о предстоящем аресте и в ту же ночь она уехала из города, взяв с собой только детей. Благодаря ему семью не разлучили, дети остались с матерью и до сих пор по ее завещанию семья поминает его в церкви.
Жизнь была очень тяжелая, но бабушка всегда уповала на Господа. Никогда не жаловалась, всегда подавала нищим (чаще всего отдавала последнее), работала уборщицей в больнице, несмотря на то окончив институт благородных девиц, знала в совершенстве несколько языков. Жене врага народа невозможно было устроиться на приличную работу.
Во время войны выжить, прокормить пятерых детей практически было невозможно, но и тогда эта женщина уповала на Господа, руки не опускала. Умела и шить и вязать, никакого труда не боялась. Был случай, не осталось картошки для рассады, так она очистками засадила огород, которые специально срезала потолще и хранила, на черный день. Вся деревня на дней смеялась, по доброму конечно, но по осени соседи были поражены, когда она собирала хороший урожай. Зная о том, что она верующая жена священника, которая всегда добра к ближним, никого никогда не осудила, ей так и говорили - тебе Господь помогает.
Маленькая, худенькая, можно даже сказать крошечная женщина проявляла всю жизнь удивительную волю, смирение и любовь. Моя клиентка призналась, мы все халдейки по сравнению с ней. Столько благородства и выдержки она не встречала ни у кого. Из-за отца священника некоторое врем страдали и дети, которые не могли продвигаться по службе, не могли себя реализовать в безбожном государстве, но со временем отца реабилитировали, жизнь вроде как наладилась, да только к лучшему ли?
С каким сожалением клиентка произнесла, все нам мало, все мы ворчим и всем недовольны, Бога гневим!!!, а я говорит, вспоминаю бабушку, которая всегда твердила "слава Богу за все" и стыдно становиться.

+4

2

«Ты представляешь? Мы будем мучениками!..»

Игумен Нектарий (Морозов)

Эта поездка запомнилась мне особенно хорошо — до каких-то малозначащих, но намертво въедающихся в память мелочей. Возможно потому, что она была последней из немногочисленных, но крайне насыщенных командировок в воюющую Чечню. Возможно потому, что именно во время нее произошла одна из тех встреч, которые просто невозможно забыть, а все остальное как бы «зацепилось» за нее.

Была поздняя весна или раннее лето 1995 года, точно уже не помню. Помню только, что это были парламентские каникулы, когда депутаты Совета Федерации и Государственной Думы дали задание двум своим коллегам побывать в Чечне и разобраться, что же там происходит на самом деле после взятия Грозного и чего можно ожидать в ближайшем будущем. Разобраться и рассказать им потом, по возвращении в Москву. Мне представилась как журналисту возможность поехать вместе с ними, и я ею воспользовался.

Задача у пригласивших меня с собой Виктора Курочкина (СФ) и Виктора Шейниса (ГД) была не из простых: встретиться с кем-то из лидеров чеченских боевиков (в идеале — Асланом Масхадовым, который командовал ими в то время) и в личном разговоре постараться уяснить для себя, каковы перспективы «мирного урегулирования». То есть существуют ли какие-то реальные способы избежать дальнейшего кровопролития и в то же время сохранить Чечню в составе России. Поэтому каждое утро, совсем рано, мы выезжали из крохотной гостиницы в такой же крохотной Назрани, ехали в Грозный, а оттуда по «наводке» того или иного тамошнего «знакомого» отправлялись дальше на поиски связников, которые могли помочь выйти на Масхадова.

Мы ездили день за днем, как на работу. Руины Грозного уже воспринимались как нечто привычное, мне даже вспомнить было трудно, как выглядел этот город прежде, хотя наезжать туда доводилось и до войны. У нас ничего не получалось, но мы не отчаивались. Особенно я, поскольку для меня как журналиста материала хватало и так. Кроме того, у меня, помимо цели, совпадавшей с намерениями Шейниса и Курочкина, была и собственная цель.

Те, кто следил по телерепортажам за боями в Грозном, может быть, и сегодня помнят сюжет о Михаило-Архангельском храме. Звучит канонада, слышны разрывы, и посреди всего этого кошмара — несколько русских женщин на фоне церкви… Они говорят:

— Когда все началось, мы собрались здесь, и Господь по молитвам Архистратига нас сохранит!

И, конечно, я очень хотел добраться до храма и увидеть, что сталось с ним и с этими женщинами. И еще хотел побеседовать с настоятелем, отцом Анатолием Чистоусовым. Причем гораздо больше, чем с Масхадовым.

Когда я наконец понял, что возможности оторваться от нашей группы без риска не выполнить основное задание у меня нет, то обратился к своим спутникам с просьбой заехать в храм вместе и был очень рад и благодарен им, когда они с готовностью согласились.

…Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что война храма не пощадила. Впрочем, пощадила она (а точнее — Господь сохранил) тех, кто прибегал с надеждой на милость Божию под его кров. Сам храм сгорел, но настоятель, отец Анатолий, вынес из пожара антиминс и продолжал служить в пристроенном рядом баптистерии. А может, сторожке, этого уже точно не скажу.

Вокруг были руины… Пыль, которая, кажется, не опускалась на землю, но висела в воздухе — пыль, в которой были перемешаны порох, кирпич, известка, человеческий ужас, человеческая боль и нечеловеческие страдания. Этим составом тут было пронизано и пропитано все.

И в самой сердцевине этого — русский священник с кротким, удивительно спокойным, мирным лицом и собравшаяся вокруг него община. Я не думаю, что это были только лишь постоянные прихожане, к нему прибились и просто те, кому было страшно и некуда больше идти. Мы говорили с отцом Анатолием, и он рассказывал, как загорелся храм, как вынес из него антиминс, как отпраздновали они Пасху. А народ потихоньку собирался вокруг, обступая нас, а в большей степени — отца Анатолия. Я смотрел на это, и на глаза наворачивались слезы. Мне кажется, я тогда впервые понял, что это такое — пастырь и его паства, потому что они и правда были рядом с ним, как овцы со своим пастухом, у них, кроме Бога и него, никого не осталось, кто мог бы их защитить и кому они были бы нужны. Здесь было очень трудно, очень страшно, но все было (возможно, именно поэтому) предельно настоящим, ничего искусственного, а все так, как оно и должно быть… Пастырь, готовый положить свою душу за овец, и паства…

Когда он вел нас, чтобы показать условия, в которых жили рядом с храмом люди, к нему подошел какой-то молодой человек, державший в руках книгу, и спросил:

— Батюшка, а это можно читать? Благословите?

Вопрос казался настолько странным и неуместным в этом месте и в этот момент… Но только не отцу Анатолию. Он остановился, взял у молодого человека книгу, внимательно пролистал ее и ответил:

— Можно, читай, Бог благо­словит.

У нас было очень мало времени, мы торопились, и пообщаться удалось крайне недолго. Я сказал отцу Анатолию о своем желании вернуться и написать о них.

— Зачем? — спросил он.— Вы думаете, что это принесет пользу?

И правда — тогда им это вряд ли бы было полезно: чем меньше о них в то время вспоминали бы те, кто поджог и разрушил храм, тем было бы лучше.

Но я, когда он это говорил, думал о другом. Точнее, даже не думал… Не знаю, как это ясно выразить.

Я смотрел в его глаза — такие же мирные, спокойные, бесконечно глубокие, как он сам. В глазах были какая-то удивительная, кроткая и светлая любовь и боль, этой любовью укрощенная и покоренная. И меня вдруг всего пронзило: «Это же мученик. Мученик!». Это чувство было настолько сильным, что я был им наполнен до предела. А потом отпустило.

Я отдал ему единственное, что у меня было с собой «церковного» — недавно вышедшую книгу Нилуса «Великое в малом». А он подарил мне маленькую иконочку преподобного Серафима. И мы расстались.

Наша миссия оказалась вполне успешной. В одном селе мы смогли встретиться со связником Исой, который отвечал тогда для Масхадова за подобные «внешние контакты». Случайно попали на переговоры Масхадова с командовавшим тогда группировкой российских войск Геннадием Трошевым, проходившие в том же селе в доме, где нас приютили. Конечно, на сами переговоры нас не пустили, но благодаря Исе мы смогли договориться об аудиенции у Масхадова и на следующий день побывали на базе боевиков в Ведено[1].

Туда я ехал совсем больной — то ли отравился чем-то, что мы купили, проголодавшись, на стихийно возникшем рынке где-то в разрушенном Грозном, то ли подхватил какую-то инфекцию, не знаю, только было мне очень плохо, и все происходившее воспринималось, словно сквозь какой-то туман. Сквозь этот туман пробивается образ Масхадова, с которым мы беседовали в каком-то холодном домике (судя по всему — бывшей школе). Мне было его, несмотря ни на что, жалко. Война — безумие, особенно если это война с «национальным» подтекстом. Или контекстом. И вступив в нее, человек чаще всего уже не может от этого безумия освободиться. Даже если до того он был, как Масхадов, советским офицером и патриотом своей страны, а не только «маленькой, но гордой» исторической родины.

Сквозь этот же туман проступает увязавшийся с нами Ринат (или Руслан), приехавший сюда на поиски попавшего в плен брата, взятый нами в Ведено и получивший здесь уверение, что брата ему вернут. И молоденький пленный солдат, которого передали нам по приказу Масхадова в качестве жеста доброй воли и которого мы увезли с собой. И сопровождавший нас здоровенный, похожий на большого ребенка чеченец, который все убеждал солдата по дороге:

— Ты посмотри, какая тут красота! Приезжай после того, как все это закончится, в гости, я тебе все покажу!

Солдат молча кивал…

Как плохо мне ни было, а я не удержался и спросил чеченца:

— А ты до войны кем был?

— Кочегаром,— улыбнулся он.

— А после кем будешь?

— Не знаю,— ответил он грустно.

Почему-то очень ясно запомнился эпизод оттуда, из Ведено. Мы сидели с Шейнисом на крыльце масхадовской «резиденции» и ждали машины. Вокруг сновал народ, от внешнего лишь вида которого на душе становилось неспокойно. Еще неспокойней было от соседства зверского вида бородача, который притулился рядом с нами к тому же крыльцу и меланхолично чистил от крови огромный тесак.

— Во всем виноваты евреи,— в пустоту, раздумчиво сказал вдруг он.

На моей памяти при Шейнисе такое говорили не первый раз. И он ответил то, что отвечал и прежде:

— Ну, почему евреи… Я вот, например, тоже еврей…

— Я об этом и говорю,— так же раздумчиво произнес чеченец, продолжая свое занятие.

Шейнис дискуссию продолжать не стал. Не возникло такого желания и у меня.

Ночью, в том самом доме в «приграничном» селе, я очень плохо спал. У меня был жар, и я постоянно просыпался с одной и той же мыслью: «Что я делаю здесь? Какой в этом смысл?». Смысл я увидел лишь в том, с чем столкнулся у разрушенного храма во имя Михаила Архангела…

Эта мысль не давала мне покоя и в самолете, и когда мы ехали из аэропорта по Москве, удивляясь тому, что здесь нет войны и кругом не руины, а целые дома и люди улыбаются и смеются. И потом не давала покоя тоже.

Уже живя в монастыре, я узнал, что в феврале 1996 года священник Анатолий Чистоусов был захвачен боевиками и помещен в специальный концлагерь, где подвергался избиениям и пыткам, а затем убит. Незадолго перед расстрелом он сказал своему чудом выжившему соузнику игумену Филиппу (Жигулину):

— Ты представляешь? Ведь если нас убьют, мы будем мучениками. Мучениками!..

Игумен Нектарий (Морозов)

Газета «Православная вера» № 19 (471), 2012 г.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php … p;Itemid=5

+2

3

Крест старчества. Старец нашего времени. Схиархимандрит Виталий (Сидоренко). Осуждай себя, и перестанешь осуждать других.

Крест старчества. Схиархимандрит Виталий (Сидоренко)

Крест старчества был возложен на отца Виталия с того самого момента, когда к нему потянулись люди, и он начал открывать для них Православие, наставлять и укреплять в вере.

А с принятием священного сана духовничество стало главным делом его жизни. Обитающая в нем сила духа и любовь влекла к себе всех.

Батюшка притягивал людей как сильный магнит, всех объединял, всех роднил. «Весь мир - мои папы и мамы. У меня нет чужих - все родные», - писал он в письме. Он ощущал себя богачом, и главным богатством, которым одарил его Господь, была жертвенная, не имеющая границ Любовь.

Она светилась во всех его движениях, в разговоре, во взгляде. Многие, видя его, начинали плакать. Самые черствые сердца смягчались, чувствуя исходящую от него благодать.

В его присутствии проходили все скорби, все тяжелое на душе уступало место тишине, покою, блаженной радости. Таково было действие этой Любви.

К нему приезжали люди со всей страны и из-за границы. Одни хотели узнать волю Божию в затруднительных жизненных обстоятельствах, другим был необходим добрый совет и наставление, иной спешил очистить душу покаянием, а кто-то жаждал утешения в скорби. Каждый чувствовал рядом с ним дыхание вечной жизни, его благодатная красота и величие духа вызывали трепет и благоговение, побуждали заботиться о спасении.

Здесь не было деления на плохих и хороших, на ученых и неграмотных - все были равны, никого не обделял отец Виталий своим вниманием, всех встречал с улыбкой и земным поклоном.

Татьяна (г. Ростов-на-Дону):

«У Батюшки было принято, когда входишь, прочитать молитву “Достойно есть”, затем попросить у него благословения. В ответ Батюшка сам положит земной поклон, благословит, затем поцелует твою руку и попросит благословить его. При этом на меня находил страх - как это мне, мирянке, благословлять святого служителя церкви?

Батюшка учил нас при встрече приветствовать друг друга словами: “Христос посреде нас!” - и отвечать: “Есть и будет”. Он говорил, что при произнесении этих слов Святой Дух осеняет нас, а кто был во вражде - примиряется».

Затем Батюшка начинал беседу, выслушивал каждого, утешал. При этом сам он всегда старался сесть на пол, а чад посадить перед собой на стульях, но все, как правило, устраивались вокруг него на полу. Он мог часами сидеть в одной позе, поджав под себя правую ногу, отчего у него на щиколотке даже образовалась мозоль.

От себя он не говорил ничего, а любил читать вслух писания Святых Отцов. Не каждый мог удержать внимание в течение всей беседы: враг рассеивал ум, клонило ко сну, возникали посторонние помыслы.

Е. А.:

«Однажды, когда я приехал к Батюшке, у меня возник помысел: “Все чтение, да чтение, - хочется живое слово услышать!” Тут отец Виталий отложил Святых Отцов и взялся рассказывать нам сказочку о непослушном воробышке, который упал из гнезда и чуть не угодил на завтрак коту, но был спасен своей мамой-воробьихой. Я подумал: “Ну теперь скажи начали рассказывать…

То Святые Отцы, то сказки какие-то”. Вдруг отец Виталий и говорит: “Вот ведь, никак не угодишь: и Отцы - плохо, и сказки - плохо. А чем сказка плоха? Кот -это дьявол, воробышек - духовное чадо, а воробьиха - духовный наставник”».

Имея дар проникновения в тайники человеческих сердец, отец Виталий побуждал всецело отдаваться его руководству. Словно живая святая книга он отвечал на все запросы ума и сердца.

Игумен Мефодий (Морозов):

«Разговор с отцом Виталием - это ответы на вопросы, которых не задаешь. Хотя он говорил сразу со многими людьми, ты всегда понимал, что предназначалось именно для тебя».

Елена К.:

«Начинает, например, отец Виталий что-нибудь рассказывать из житий Святых, а человек вдруг заплачет и говорит: “Батюшка, простите”. Значит, он что-то затронул в его душе и именно для него вел свое повествование».

Но не одними словами воспитывал души отец Виталий. Всей своей жизнью, своими поступками он и обличал, и наставлял. Он нередко повторял: «Смотрите на меня и учитесь».

Сам Батюшка как-то рассказал о себе: «В молодости я видел одного старца. Я был с этим старцем только один день. Я увидел его любовь, и это у меня осталось на всю жизнь». И сам он стал таким живым примером любви. Отец Виталий говорил: «Ничего нет сложного, если будешь любить людей, искренне будешь стараться им помочь.

Тогда тебе будет очень легко жить». Любовью он прозревал нужды людей и из далекого Тбилиси, высылал в разные уголки России то, что было в данный момент им необходимо: кому продукты, кому деньги, кому одежду, а кому бутылочку лампадного масла. В заполярный Мурманск он отсылал по почте свежие фрукты в простой стеклянной банке - и они доходили.

Батюшка безпокоился о своих чадах, как только может безпокоиться любвеобильная мать. Все в нем сочеталось: для каждого он мог быть и отцом, и матерью, и братом, и сестрой, и старцем, и сострадальцем.

Господь даровал отцу Виталию такую память, что он помнил всех, кто хоть раз приезжал к нему, и даже их родственников. Тем же, кто жаловался на свою забывчивость, говорил: «Память засоряется от грехов». И за всех он болел душой.

Но подражать ему в любви было невозможно. Если кто-то уступал ему место в метро, он говорил, что за это должен вымолить у Господа спасение этому человеку, и других учил: «Когда уступаете место - Христу уступаете».

Приведем рассказ одной духовной дочери отца Виталия, ярко характеризующий это его качество:

«Шли мы как-то раз с Батюшкой на источник святого мученика Василиска, как овцы за пастырем. А навстречу идет пьяный мужчина и громко выкрикивает всякие ругательства. Когда он к нам приблизился, мы все с перепугу разбежались, а Батюшка не уклонился и пошел прямо ему навстречу, подошел, обнял и стал целовать.

Как этот человек сразу переменился! Куда делись его грозный вид?

А когда Батюшка его благословил, радости того человека не было предела. Он стал благодарить Батюшку и сказал, что еще никто так с ним не обращался. Как же нам сделалось тогда за себя стыдно! А Батюшка только спросил нас: “Где же ваша любовь к ближнему?”».

Сам за свою жизнь никого не осудив, отец Виталий сразу пресекал недовольство другими, если оно у кого-то возникало. И в этом он следовал наставлению преподобного Серафима Саровского. «Отчего мы осуждаем братий своих? - записывает он в своем помяннике поучение святого, - оттого, что не стараемся познать самих себя. Кто занят познанием самого себя, тому некогда замечать за другими. Осуждай себя, и перестанешь осуждать других».

Бывало, если ему расскажут о чьем-то неблаговидном поступке, он обязательно вспомнит, что доброго совершил этот человек или просто помолится: «Боже, милостив буди мне грешному».

«Надо себя осуждать, винить и наказывать, а всех других любить и почитать за ангелов», - учил Батюшка. Так одной женщине, которая никак не могла ужиться со своей квартирной хозяйкой, Батюшка советовал: «А ты называй ее мамой и думай, что тебя Господь поселил там, где живут ангелы».

Однажды к нему приехала гостья из Таганрога. После трапезы она встала из-за стола и ушла, а женщины стали ворчать: «Ишь, барыня какая! Даже тарелочки за собой не убрала!» Тут входит Батюшка и со словами: «Ишь, барыня какая!» - начинает сам убирать посуду: «К нам сама Матерь Божия пожаловала, а вы…» В каждом госте он видел посланца Бога.

В другой раз отец Виталий увидел, что находящиеся у него на послушании женщины наблюдали, как ругаются соседи, осуждая их за это. Батюшка подходит и говорит: «Что же вы там слышите? А я слышу: один Акафист читает, а другой - канон». А когда встречал курящего человека, говорил, что видит, будто во рту у него свечка. Так он показывал, как надо отсекать плохие помыслы, обращая их в добрые, ибо в сердце, где есть место осуждению, не может быть любви.

Но особенно строг был отец Виталий к тем, кто дерзал осуждать священство. Так одной рабе Божией, которая впала в этот грех, он не разрешил причащаться и строго ее вразумил: «Смотри! Никогда не только патриарха или епископа, но и простого священника не осуди, - дашь за это строгий ответ. За него ангел служит, а ты смеешь осуждать. Ты будешь отвечать за него? Помышляй так: я - окаянная, а он - святой».

Сам отец Виталий являл собой пример того, как надо относиться к архиереям, Святейшему Патриарху и священству вообще. Это было не простым почитанием высшей церковной власти, это был благоговейный страх перед святостью сана и одновременно искренняя любовь к ним, как носителям Божественной благодати. О священниках он говорил так: «Когда священник служит, он подобен огню. Если бы он мог сам себя увидеть, он бы испугался - какое дерзновение имеет. Место, где стоял священник во время службы, целовать надо. Оно освящается благодатью».

Одна раба Божия спросила Батюшку:

- А если я, например, вижу, что другие плохо поступают, как тут избежать осуждения?

- А что ты можешь видеть? И кто ты такая, чтобы судить другого человека? Господь его терпит, а ты берешься судить. Он потом покается и будет на Небесах, а ты туда пойдешь (и показал вниз). Старайся лучше сразу же помолиться об этом человеке. А так не обращай внимания ни на что - что бы перед тобой ни было. Враг над нами может подшутить и показать то, чего на самом деле и не было, поэтому не спеши делать выводы.

И тут он привел случаи из житий тех Святых, которым враг нарочно являлся в образе монаха неблагопристойного поведения, чтобы смутить спасающегося и затем увлечь в погибель.

Отец Виталий и сам боялся нечаянно смутить кого-нибудь неосторожным словом или поступком. Например, много лет заветным его желанием было соблюсти пост от Вознесения до Троицы, как некогда апостолы пребывали в посте в ожидании сошествия на них Святаго Духа. Но в этот промежуток времени к Батюшке в гости обязательно приезжал кто- либо из священников, не возлагавших на себя этого добровольного поста. И тогда отцу Виталию приходилось за об^ щей трапезой есть вместе с ними скоромное, дабы своим воздержанием не укорить их.

Нина (г. Батуми):

«Было у меня послушание на кухне. Покормила я людей, потом другие пришли - снова кормлю. Все вокруг Батюшки собрались слушать, что он будет говорить. Я стала возмущаться про себя: “Никто не остался посуду помыть, а я тоже хочу послушать Батюшку “. Только я это помыслила, вдруг прибегает на кухню отец Виталий, и так быстро, как птичка, раз-раз - всю посуду перемыл, поставил и убежал - мне ни слова не сказал… Это был мне урок».

Одна раба Божия, расстроенная от того, что ей не удавалось хорошо выполнить послушание, пожаловалась на себя Батюшке: «Я такая безтолковая, глупая, как баран». Он тут же снял ее печаль: «А барашки были около Господа».

Его удивительная любовь простиралась на все живое. Во всем он видел проявление Божьего замысла и радостно, восхищенно удивлялся Его творению.

Отец Виталий говорил, что до сих пор на земле есть райские цветы и рассказывал, какие они. Он сокрушался, когда видел, что кто-то срывал без всякой нужды травинку, лесной цветочек и потом выбрасывал. «А ведь это создание Божие», - говорил он.
Память людей, знавших отца Виталия, сохранила, казалось, незначительные эпизоды, но в них видна та же великая сила любви, которая поражала.

Монахиня Инна:

«Отец Виталий очень любил животных. Однажды у нашей кошки родилось четверо замечательно красивых котят. А соседняя собака не любила их. Тогда отец Виталий решил сделать их друзьями: возьмет котят, поднесет к собачке близко-близко, та гавкнет - он уберет их. Затем еще и еще раз. “Хочу подружить их”, - сказал он и при этом смеялся как дитя. У Батюшки была особенная кошка. Во время поста все ели постный борщ - и она тоже.

Если кто-то давал ей в это время колбасу - она не брала. Когда все становились на молитву, кошка садилась тут же и тихо высиживала все правило. Животные чувствовали его любовь и отвечали необыкновенной привязанностью».

Он имел сострадание ко всей твари, причем это относилось и к самым «неуважаемым» насекомым - тараканам, мухам, клопам, которых он полушутливо называл «братиками» и жалел, когда их убивали. Раз одна женщина расправилась при нем с мухой, и отец Виталий серьезно сказал: «А если тебя бы так!» Для него не было ничего незначительного или незначащего в общей картине Божьего мира, он чувствовал связь всего со всем, малой песчинки и вселенной.

В деле спасения для отца Виталия также не было мелочей. Он всегда зорко следил не только за тем, как человек молится и крестится, но и как он ест, как одевается, как держит себя. Если увидит, что кто-то сидит развалившись, или нога на ногу, - подойдет, положит руки сидящего на колени, ровно поставит ноги. Как правило, такое запоминалось уже на всю жизнь.

Во всем он воспитывал скромность, бережливость, аккуратность. В одежде учил не выделяться, но при этом подходил с рассуждением к каждому случаю и давал совет в зависимости от той обстановки, в которой приходилось жить человеку.

Елена К.:

«Помню, к Батюшке приехала одна раба Божия. Она была очень скромненько одета для молодой девушки, а отец Виталий начал ее бранить за вольность в одежде. Я, ничего не поняв, спросила его, отчего он так недоволен ее видом. Батюшка ответил: “Да она лишь потому так скромно оделась, что ко мне пришла. Сейчас выйдет за ворота - ты ее не узнаешь”. А меня, например, спросит:

- А как ты ходишь на работу? В какой юбке? Я показываю.

- И тебе ничего не говорят?

-Да говорят: “Ты чего как монашка ходишь?”

- Тогда носи покороче.

- Батюшка, да что вы, мне короткие не идут, я буду себя неловко чувствовать.

- А ты не прекословь. Если того требует работа, можно надеть и покороче. А может случиться, что ты из-за одежды пострадаешь, и не понесешь этого. Восстанет, например, на тебя начальство: “Что ты такой ходишь? Зачем нас позоришь?” Самое главное у нас здесь (и Батюшка показал на сердце), а одежда - это лишь зонтик-прикрытие».

Поразительный факт: когда уже смертельно больной отец Виталий переезжал с Дидубе на Московский проспект и прощался с соседями, у его калитки собралось множество кошек с округи, которых он кормил и ласкал. Они словно пришли проводить его.

Пища у отца Виталия всегда была самой простой. «Больше трех блюд на столе - и с трапезы уходит Ангел-хранитель», - говорил он. За столом все ели из одной общей миски. Батюшка всем раздавал из мешочка хлеб, благословляя его.

Сам же он ел крайне мало, но любил, когда все вокруг были сыты. И гости у него насыщались, съев всего несколько ложек. «Хотя мы ели у Батюшки простую картошку и слезами закусывали, я никогда не сравню эту трапезу ни с какой другой. Такая была вокруг чистота и теплота - на земле не найти», - вспоминает его духовная дочь А.

Даже когда к Батюшке приезжали архимандриты и епископы, им подавали ту же пищу, какую ели все, и посуда была самая дешевая. «Надо всю жизнь учиться смирению», - говорил отец Виталий.

Иногда Батюшка сам готовил пищу, и делал он это весьма своеобразно: «Что вы суетитесь вокруг еды? Я, когда готовлю, кладу что есть: есть капуста - капусту, есть конфетка - конфетку, есть селедка - селедку. Всего положу - и все вкусно». И действительно - все ели и только нахваливали. Видимо, весь секрет заключался не в кулинарном мастерстве, а в молитве Батюшки.

Отец Виталий учил, что пишу надо готовить с молитвой - Иисусовой или «Богородице Дево радуйся», - иначе еда будет не на пользу. Когда женщины, несшие послушание на кухне, отвлекались на разговоры и забывали о непрестанной молитве, Батюшка чувствовал это и спрашивал: «Кто варил? Почему молитву не творили, не крестили пишу?» И часто искренне недоумевал, о чем еще можно разговаривать, кроме как: «Господи Иисусе Христе, помилуй нас, грешных!»

Был такой случай. Перед трапезой прочитали молитву, Батюшка благословил пищу, а она оказалась недосоленной, и тогда одна сестра добавила соли и стала ее перемешивать. Отец Виталий строго ей сказал: «Пищу благословили - на нее крест положили, а ты начинаешь ее болтать. Это все бесовское. Крестом благословили - и ешьте». Очень он не любил, когда выражали недовольство пищей. «Что ни дадут - все принимайте с благодарением, - говорил он, - представляйте, что и этого недостойны за грехи наши тайные, коих никто не знает».

И еще Батюшка не позволял выбрасывать продукты, даже испорченные. Иногда пытались тайком от него вынести на помойку пищевые отходы, но он тут же появлялся: «Что это ты несешь? Разве это нельзя есть?»

Как-то раз он показал одной своей духовной дочери, кого радует наша расточительность: он держал тремя пальцами недоеденные кем-то кусочки хлеба, а между ними вертелся нечистый с рожками.

После того, как Батюшка дунул, тот исчез. Тогда отец Виталий перекрестил хлеб и съел. Так он показал, как привлекает врага этот грех, и многих отучил оставлять что-либо недоеденное на тарелках, а тем более выбрасывать.

Однажды приехал отец Виталий в Воронеж к монахине С. и увидел: где недопитый кефир оставлен, где полбанки заплесневелого варенья стоит, где старые щи в кастрюле.

Тогда он собрал все это в одну миску и стал есть, показывая, как надо дорожить даром Божиим.

Мало кто понимал Батюшку, видя за этими «странностями» лишь черты юродства, тем более что после такой «трапезы» у него бывали сильнейшие желудочные боли. Но терпел ради двоякой пользы: во-первых, смирял свою плоть, ибо считал для себя полезным не вкушать хорошей пищи, а отдавать ее другим, а во-вторых, приучал своих чад не попирать Божий дар.

Ибо все, что давала земля человеку, все, чем он пользовался - отец Виталий называл милостыней Бога человеку и Божиим даром, благодаря которым и жив человек, а потому и сам он так рачительно относился ко всему. Батюшка ничего не выбрасывал, берег каждую ниточку, каждый пригодный клочок бумаги, каждую старую вещь - всему находил применение.

Он говорил, что за все это придется потом дать ответ Богу: и за выброшенные продукты, и за напрасно текущую из крана воду. Он хранил свою совесть не только по отношению к Богу и ближнему, но и по отношению к вещам.

Также боролся отец Виталий и с малейшими проявлениями стяжания у своих чад. Бывая у них в домах, он мог, например, открыть шкаф и произвести «ревизию»: какие вещи оставить, а что немедленно раздать. «Хорошо иметь две одежды, - говорил он, - одну рабочую, а другую для храма».

Особенно он внушал монашествующим необходимость вести в сердце постоянную борьбу со стяжанием.

Игумен М.:

«Я тогда был помощником эконома в одном из Московских монастырей. Обставил свою келью с особой тщательностью: повесил старинные иконы, кровать красивую деревянную поставил, постелил ковер. И стал показывать знакомым свою келью как некую достопримечательность.

И вот однажды мне снится: отец Виталий держит меня за бороду и жжет ее огнем. Я проснулся от ужаса.
Тогда у меня не было еще адреса отца Виталия, и я написал письмо в Сибирь своему духовному отцу об этом сне. Он написал отцу Виталию и получил ответ: “А пусть не роскошествует!” Я после этого все вынес, кровать убрал. Взял какой-то сундук, под голову положил валик. Меня хватило на три года».

Так отец Виталий готовил своих чад к лишениям и трудностям, которые могут выпасть на их долю, учил быть сильным в любых жизненных обстоятельствах. Но какие бы качества ни воспитывал отец Виталий, на первом месте он ставил послушание, без которого нельзя стяжать ни одну добродетель.

Ведь именно непослушание одного человека привело к первородному греху и изменило судьбу всего человечества, а послушанием Сына Человеческого своему Отцу открылся путь ко спасению. «Своя воля только делает плохо, а послушание воскрешает», -увещевал отец Виталий своих чад, отмечая печальную черту нашего времени: «Сейчас никто не имеет послушания». Поэтому он много внимания уделял воспитанию этой добродетели и очень скорбел, когда замечал в своих чадах своеволие и самоуверенность.

Монахиня Инна:

«Однажды Батюшка поставил меня следить за свечами и сказал: “Большие свечи пусть впереди стоят, а маленькие, которые догорают, ставь сзади”. Так я и сделала. Потом он приходит и говорит: “Почему у тебя маленькие свечки стоят сзади, а не впереди?”

Я подумала: “Неужели я перепутала?” И поставила маленькие свечки впереди. Через некоторое время он снова приходит и спрашивает меня: “Ты почему ставишь впереди маленькие? Я же тебе сказал - сзади ставь”.

Я возмутилась про себя: “Да что ж это такое!” Отошла в сторону, а сама думаю, разве можно возмущаться против старца, он же знает, что делает. А саму прямо мутит - надулась, как мыльный пузырь, сейчас лопну. Подхожу к Батюшке и говорю ему, что со мной происходит, а он отвечает:

- А знаешь, что надо делать?

- Не знаю.

- Возьми, развернись - и по уху старцу!

С меня сразу все сошло, упала я на колени: “Простите меня, отче!”».

Была у отца Виталия истинная послушница, раба Божия Д. Однажды он приказал ей в присутствии других людей: «А ну-ка, ударь меня!» И она, привыкшая исполнять волю Батюшки без всякого рассуждения, подошла и ударила его по щеке. Окружающие возмутились, но Батюшка был очень доволен, что таким образом преподал присутствующим урок послушания. Однако в большинстве случаев требовалось много терпения, такта, мудрости, чтобы подвести человека к осознанию того, что послушание - это прежде всего благо для него самого.

Однажды раба Божия Е. приготовила для Батюшки на завтрак овсяную кашу, а когда принесла тарелку, Батюшка и говорит ей:

- Давай-ка поешь со мной из одной тарелки.

-Да что вы, Батюшка, как я могу! Это для вас приготовлено, вам надо кушать.

Тогда он обратился к другой женщине, и та только ответила:

- Благословите, Батюшка.

- Вот достойный ответ, - сказал старец, и они вдвоем сели кушать из одной тарелки, а Е. стало досадно на себя, что она отказалась, и слезы невольно потекли из ее глаз.

- Что ж ты плачешь? - спрашивает отец Виталий.

- Простите, Батюшка.

- Бог простит. Садись, поешь с нами.

Потом она вспоминала, что никогда не ела такого вкусного блюда, несмотря на то, что отец Виталий, по своему обыкновению, перемешал в тарелке все что было: кашу, огурцы, морковный сок, хлеб.

Когда все ушли, он спросил ее:

- Поняла?

- Да, Батюшка, простите.

Отец Виталий всегда требовал, чтобы ничего не делали без его благословения. Те, кто жил у него на послушании, так и поступали:

- Отец Виталий, благослови воду налить.

- Бог благословит.

- Отец Виталий, благослови картошку почистить.

- Бог благословит…

Так через освящение всякого дела воспитывалось постоянное памятование о Боге. Если кто-то не испрашивал благословения, Батюшка отчитывал за это, и хотя он делал это без особой строгости, провинившиеся как-то робели перед ним.

Сам отец Виталий без благословения ничего не предпринимал. Как-то, еще будучи послушником Глинской пустыни, он попросил у отца Серафима благословения писать иконы, но тот не благословил. И отец Виталий никогда не писал икон, хотя знал, что мог стать хорошим иконописцем. Вот настолько высоко ставил он послушание.

Ослушание же старческого благословения всегда приводило к большим неприятностям. Так одну рабу Божию отец Виталий благословил оставить руководящую должность и перейти в рядовые сотрудницы, но она ослушалась, а через год ее вынудили уйти со службы, и она осталась совсем без работы.

Валентина (г. Тбилиси):

«Однажды зимой мой муж Владимир уезжал на грузовой машине в командировку в Киев и позвал меня с собой. Я пошла за благословением к отцу Виталию, но Батюшка сказал, что лучше мне поехать весной, а за путешествующего Владимира он будет ставить свечи и молиться о его благополучном возвращении.

Я расстроилась тогда и подумала, что надо бы мне лучше попросить благословение у родителей, да и поехать. Прошел месяц, и вдруг под Новый год - звонок из Киева: муж сообщает, что они попали в аварию, но сам он не пострадал, а вот его напарник, на месте которого должна была сидеть я, сломал два ребра. Лишь тогда я уразумела, что значит старческое благословение».

Не случайно приезжавшим к нему отец Виталий неоднократно говорил: «Раз вы ко мне приехали, так имейте живую веру, внимание и послушание». Без этих качеств обращение к старцу было безполезным. Батюшке была дана от Бога такая благодать, что своим словом он побуждал душу человека приходить в спасительное расположение.

Старец огорчался, когда во время беседы кто-то перебивал его вопросом или замечанием, поскольку благодатное состояние учительства могло нарушиться, а человек лишиться необходимой духовной пользы. Точно также он воспитывал внимательное отношение к слову вообще, а особенно к старческому. И если он просил кому-то что-то передать, то говорил: “Передайте так, как я вам сказал. Ни одного слова не прибавляйте, не убавляйте”.

Батюшка не принимал тех, кто хотел видеть его лишь из праздного любопытства, без сокрушения о грехах и желания изменить свою жизнь к лучшему: «Вот некоторые хотят приехать, посмотреть на Венедикта, а он такой блудник, такой гордец», - говорил он иногда в подобных случаях. Те же, кто прибегал к помощи старца со смиренным расположением сердца, приобретали для своей души неоценимое сокровище.

Мария Москвичева (г. Таганрог):

«Батюшка имел доступ к сердцу каждого человека и говорил, что только Христовой любовью можно постигнуть внутреннюю жизнь души человека и войти с ней в тесное духовное общение. Всеми способами Батюшка стремился привести нас к искреннему покаянию и самоукорению. И радовался, когда в ответ на обличение слышал от нас искренние слова: “Виноват, Батюшка, простите”. Силою любви он прозревал душу человека, открывал затаенные грехи, помыслы, и умел заставить человека плакать слезами покаяния».

Батюшка обладал особым свойством видеть души других людей, которые были для него как бы прозрачны. Часто, чтобы не смутить человека, имеющего нераскаянный грех, Батюшка поступал как блаженный старец Павел Таганрогский: обличал прикровенно, приписывая чужие грехи себе или же ругал за них находящуюся рядом матушку Марию. Много ей пришлось претерпеть таким образом за других. Зато люди по-иному начинали смотреть на свои проступки, в их душах зарождалось искреннее покаяние. Вот лишь несколько примеров подобных батюшкиных обличений.

Иеросхимонах Р.:

«Когда мы приходили к отцу Виталию, этот святой старец начинал о немощах каждого из нас рассказывать как о своих. Пришли мы как-то к нему с одним иеромонахом, а отец Виталий и говорит: “Вот я люблю выпить, да хорошо закусить, а иногда и колбаской закусываю…”

Тут мой спутник сразу признался: “Батюшка, простите, ведь это вы, про меня”. А Батюшка продолжает: “Как же я конфетки люблю, и все такое вкусное. Я такой обидчивый. ..”-и все мои немощи назвал. Я в ответ: “Это, Батюшка, в мой огород”.

Но если же он видел, что человек смущается, тут же замечал: “Это я о себе говорю”».

Лидия (г. Таганрог):

«Сидим раз все на полу возле отца Виталия. Батюшка обращается ко мне: “Мать Лидия, ад-то разный бывает: то посадят в огонь, то сразу в лед”. А потом вдруг как закричит: “Бейте меня!” Тут я поняла, что ведь это я так кричу на свою маму - как огонь разгорячусь, замахаю руками, а потом сразу остыну и разговариваю с ней ледяным тоном. Вот Батюшка меня и обличил».

Монахиня А.:

«Батюшка никогда нас прямо не обличал, хотя ему были открыты все наши грехи. “Я, Венедикт, - говорил он мне, - пью и ем яко кабан, сплю яко медведь, одеваюсь яко павлин. А вот ты, Мотя, правильно делаешь - читаешь 150 раз “Богородице Дево радуйся”,
молишься, берешь у папы благословение, целуешь ему руки. Так помолись за грешного Венедикта, чтобы и он так делал». Я краснею, бледнею, затем плачу и кидаюсь ему в ноги: “Батюшка, простите!”».

Когда отец Виталий проводил общую исповедь в храме, он вставал на колени перед исповедником и со слезами начинал каяться в его грехах, переживая их как свои собственные: «Я, грешный Венедикт, не почитаю родителей, пью водку, мужу изменяю…» Глубина его покаяния вызывала ответное чувство. У людей в душе все переворачивалось, слышались рыдания.

Хотя в силу данной ему от Бога прозорливости отец Виталий часто и не имел нужды, чтобы человек называл ему свои грехи, Батюшка все-таки указывал на огромную пользу, когда согрешающий сам обличит себя на исповеди и раскается в содеяном. Ведь в таинстве покаяния Господь очищает душу кающегося и восстанавливает с ней нарушенную грехом связь.

Е. А.:

«Однажды, будучи иеродиаконом, я находился во время потребления Святых Даров в алтаре, и тут меня внезапно мелькнула страшная мысль: “Чтоб старец сдох!”Меня всего обожгло: как я скажу об этом помысле отцу Виталию на исповеди? Прихожу к нему. Батюшка, против обыкновения, сух, неприветлив, спросил только: “Исповедоваться будешь?” - “Буду”.

Я исповедался, а о том помысле - ни слова. Старец взял меня за ухо: “Все?”- “Все”. - “Все сказал?” - Я молчу. Тогда он говорит: “Раб Божий, я знаю, что с тобой произошло, но для тебя полезнее сказать это самому, чтобы уврачевать душу. Это тебе диавол внушил. А разве можно его пугаться?”».

Глинские старцы учили каяться сразу, как только согрешил. Если есть кому сказать - хорошо, а если нет - проси прощения у Бога: «Господи, помилуй мя, падшего». И отец Виталий советовал своим духовным чадам: «Если согрешила, подумала что-нибудь недоброе - сразу исповедуйся перед сестрами. Главное, чтобы восстановить мир». Это отвечало духу апостольского поучения: «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак. 5, 16).

А еще Батюшка говорил: «Когда бывает у вас нужда, исповедуйтесь мысленно мне, а я разрешу». И это были не просто слова:
«Как-то оказалась я далеко от дома в чужом городе и впала там в грех, - вспоминает одна раба Божия. - Очень скорбела я, что не могла сразу исповедовать его. Когда же приехала в Тбилиси к отцу Виталию, он ласково встретил меня со словами: “Ну, мать, ты поскорбела, а я уже разрешил”».

Батюшка учил, как правильно следует исповедоваться: заранее обдумать свой проступок, оценить его и назвать одним словом, а по нашей склонности к забывчивости можно и записывать. Во время исповеди он советовал избегать подробностей, не называть имен - иначе получаются сплетни.

«Вот ты мне сейчас рассказала все подробно, - говорил он одной рабе Божией, - а есть такие батюшки, которым ты так расскажешь - а они соблазняться. Такими подробностями ты их просто введешь в смущение, и не потому что они плохие батюшки, - все они Божии, - но можно и душе священника повредить такой исповедью . Поэтому нужно думать, как сказать».

Батюшка советовал выработать каждому привычку - контролировать себя в течение дня: следить за своими мыслями, словами, чувствами - и все, что противоречит Евангельским заповедям, отгонять Иисусовой молитвой. А вечером обязательно давать себе отчет о прожитом дне.

Е. К.:

«Как-то пришла с работы, а Батюшка говорит:

- Садись, рассказывай, как у тебя прошел день. Что делала на работе, о чем разговаривала.

- Батюшка, у нас, у медиков, такие разговоры бывают… Как мне их вам пересказывать?

- А ты не стесняйся, рассказывай.

Сижу, рассказываю: кто мне что сказал, что я ответила. Вдруг он меня внезапно обрывает вопросом:

- А зачем ты ее укорила ? -Кого?

- Ту сестру, с которой работаешь.

Поскольку, на мой взгляд, у нас с ней был самый обыденный разговор, я очень удивилась:

- Ну, у нас в процессе работы это обычно. Бывает, что и мне делают замечания, - я и не посчитала это укором.

- Напрасно. Вот этими небольшими укорами и осложняются человеческие отношения. Поэтому надо всегда следить за своей речью. Бездумное слово потом уже не вернешь, а человека можно обидеть».

Еще отец Виталий отмечал: «Каждый поступок тянет за собой несколько грехов. Например, осуждение: тут и гордость, из-за которой осудила, и самовозвышение - раз ты осудила человека, ты возвысилась над ним, себя лучше посчитала… Мы должны как можно больше слез проливать о своих грехах. Когда нас кто-нибудь сильно обидит - мы плачем. А надо повернуть эти слезы на свои грехи. И эти же слезы проливать, вспоминая свои грехи. Каждая такая наша слезинка очень дорого стоит».

Характеризуя духовную жизнь христианина, отец Виталий как-то написал в письме своему духовному сыну: «Война - и не падай духом. На фронте не без раненых, то же и душа». Очень Батюшка скорбел за тех, кто получая его благословение и разрешение грехов на исповеди, не удерживал полученной благодати.

Батюшка объяснял, что благодать - очень нежная: чтобы приобрести ее, надо много трудиться, а потерять очень легко. Она не выносит малейшей неправды, нечистоты или внутренней скрытой обиды. Ему было горько видеть, с какой легкостью христиане нередко попирают Таинства: формально исповедуются, легкомысленно дерзают приступать к Святой Чаше, и затем тут же вновь возвращаются к своим греховным привычкам, нисколько не задумываясь над тем, что они только что соединились со Христом в таинстве Евхаристии.

“С каким благоговением мы должны приступать к телу и крови Христа, Сына Божия! К какому Таинству приступаем! Огнь Божественный достойных освящает, недостойных попаляет, - читаем мы в поучении из письма отца Виталия. - Не думайте, что попостившись неделю вы уже достойны причащения. Не в том состоит приготовление, чтобы не опускать ни одной службы, да чтобы масло не попало на ложку, чтобы от пищи воздержаться, - надобно внутреннее очищение: чтоб тщеславия не было, гордости, непокорности, чтобы худой мысли не удерживать в душе ни на минуту.

Через приобщение Святых Тайн освящается душа и тело, через него Бог в нас присутствует”. Поэтому отец Виталий подчеркивал, что важно не только принять Святое Причастие, но и стараться как можно дольше сохранить полученную Благодать.

В духовной жизни отец Виталий наилучшим признавал постепенное совершенствование - так называемый «царский путь». Он никогда не нагружал человека большим молитвенным правилом, не советовал браться за чрезмерные подвиги. Так однажды один студент рассказал отцу Виталию, что его духовник запретил ему в среду и пятницу вкушать какую-либо пишу. Батюшка был огорчен: такой подвиг этому юноше был не по силам.

Батюшка предостерегал, что нельзя раньше времени приступать к тем подвигам, которые совершали Святые. Надо быть к ним готовым. И те, которые начинали подвизаться с большим рвением, впоследствии часто охладевали и с трудом исполняли даже обычное монашеское правило. Вместе с тем он считал очень важным, чтобы человек принуждал себя делать доброе, ущемлял себя хотя бы в малом ради Господа. Но он никогда не заставлял человека это делать насильно.

Е. А:

«Как-то раз Батюшка сказал, обращаясь к себе: “Что это Венедикт на всех наезжает. Вот святой апостол Павел в своих посланиях пишет: “Молю Вас, братия…” Надо молить, а Венедикт то и дело требует - давай, давай!” И он именно молил, просил от нас хоть небольшого подвига в начале нашего христианского пути. Так однажды поздно вечером накануне Причастия мне очень захотелось пить. А Батюшка ласково попросил: “А ты попробуй воздержаться - ты же завтра причащаешься”. Он видел, кто нас искушал».

Над каждой душой отец Виталий много трудился. Он любил каждого человека в том состоянии, в котором тот пребывал. С глубоким благоговением относился он к тайне человеческой личности, человеческой жизни. В каждом он чтил образ Божий, всем кланялся в ноги и всем служил. Не раз Батюшка говорил: «Владыка Зиновий научил меня катиться круглым камушком ко всем людям», - и проявлял великую любовь и терпение, чтобы привлечь человека к Богу, пробудить в нем желание спастись в жизнь вечную.

В разговоре со своей духовной дочерью он как-то поделился: «С некоторыми поговоришь, вразумишь - они воcпринимают. А другие, если им сказать, обидятся и больше не приедут. Как бы ты, мать Нина, с ними обращалась?» - «Не знаю, Батюшка». Тогда он погладил ее по руке: «Вот как надо - пожалеть, обласкать, и к каждому ключ подобрать».

Однажды в Бурдино на рыбалке отец Виталий вытащил огромного карпа. Перед тем очень долго водил его на удочке возле лодки, а сидевшей рядом с ним сестре сказал: «Видишь, как трудно поймать большую рыбу - нужно много терпения, молитвы, чтобы она не сорвалась, чтобы удержать ее на крючке». Батюшка был таким же искусным «ловцом человеков».

Нина (г. Батуми):

«Один раз мой зять, полковник, ехал в отпуск в Батуми проездом через Тбилиси. До этого же отец Виталий говорил ему: “Поедешь - зайди ко мне”. А зять как раз вез мальчика, которого очень хотел видеть отец Виталий, чтобы благословить. Вдруг у зятя возник помысел: “Не надо ехать к отцу Виталию”.

Вот сидят они в аэропорту, ожидают самолет на Батуми, а рейс все откладывают. Уже вечер, уже ночь, спать негде. Так самолет и не полетел. Не дождавшись рейса, приходят они на другой день к отцу Виталию измученные. Отец Виталий ему: “Если бы ты и сегодня ко мне не пришел, самолет бы опять не полетел”».

Был у отца Виталия в гостях один священник. Батюшка и спрашивает его: «Если пришел к тебе человек, ты с ним говоришь-говоришь, а видно, что он не понимает, что не доходит до него глубина духовная. Как тут быть?» А священник отвечает: «Если человек не понимает, так что ж я могу поделать?»

«Нет, - говорит отец Виталий, - мы должны считать себя виноватыми. Если я не смог утешить человека, значит я не приобрел той благодати, которую должен был дать этому человеку».

Батюшка стремился к тому, чтобы каждый, кто к нему обращается, получил бы духовную пользу и утешение. Приехали к нему однажды несколько человек из Таганрога; когда пришло время расставаться, все были радостные, довольные, а одна - со скорбью. Тогда он подозвал ее к себе и несколько часов с ней беседовал, пока девушка не стала веселой.

Лишь после этого он благословил ее ехать домой, а находившейся рядом послушнице сказал: «Видишь, ей радостно - и мне радостно, она получила духовный заряд, но его ей хватит всего на несколько дней. Дома она снова погрузится в печаль. Я ей помог, но сама она не в силах бороться с унынием».

Не случайно, провожая своих духовных чад, он часто напутствовал их стихами (которые пел на 8-й глас):

«Господи, наш Господи! / никак мы с собою не сладим, /чего не хотим - то творим, / одолел нас грех, одолели страсти наши, / Милосердный, Всемогущий, / коснись сердец наших Твоею благодатью, / дай силу бороться со грехом, /прогони диавола-искусителя, / пошли нам Ангела-Хранителя, / ими же веси судьбами спаси нас. / Ты сам сказал, Господи, / что пришел Ты грешников спасти, / Ты сам сказал, Милосердный, / что не хочешь смерти грешника, / а ждешь его покаяния. / Ты сам изрек пречистыми устами: / «Грядущаго ко мне не изжену вон». / И вот мы пришли, Надежда наша, / мы плачем у ног Твоих, Владыко наш Гocподи, / не отврати лица Твоего от созданий Твоих, / хотя мы грешники, / но все же Твои. / Дай же нам крепость и силу / бросить нашу злую греховную привычку».

Монахиня Инна:

«Батюшка многое говорил нам притчами. Один раз он стоит, а мимо бежит наша кошка. Он взял ее на руки и стал подсаживать на крышу. Кошка старается подтянуться передними лапками, но ей трудно залезть. Она тянется, тянется, и вдруг каким-то образом ей удается забраться на крышу. А Батюшка говорит: “Смотри-ка, с трудом, но забралась. Вот тебе пример”. Так и он нас всех брал и поднимал».
«Когда со мной находитесь, у вас скорбей никаких нет», - говорил отец Виталий своим чадам. И, действительно, рядом с ним на душе становилось необычайно радостно и легко, как на Пасху.

Предоставим слово его духовным детям:

«Едешь к Батюшке - везешь множество скорбей, а как приедешь - еще сказать ничего не успеешь, на душе уже становится легко, все плохое забывается, будто его и не было…» «По благословению отца Виталия нам было легко идти по жизни, легко переносить тяжелые ситуации…» «Трудно передать словами ту благодать, которую мы получали по молитвам Батюшки. Это была и особенная тишина в душе, обновленная, укрепленная вера, и покаянное молитвенное состояние…»

Все уезжали от него окрыленными, а Батюшка заболевал. И мало кто задумывался над тем, что, им легко, потому что старец берет на себя их скорби, болезни и греховную немощь. Он говорил: «Некоторым полагаются такие большие епитимьи - что не вынесут. Поэтому я сам за них несу».

Вспоминают, как однажды отец Виталий подбежал к схиархимандриту Андронику, когда тот исповедывал, со словами: «Отец Андроник! Наложи на меня епитимью - я аборт сделал…» Страдать за других было для него также естественно, как дышать. А что такое наказание, полученное от духовника, и какое оно может причинить страдание, он узнал из собственного опыта.

Приведем здесь рассказ самого отца Виталия: «Когда я жил в горах, я попросил старца: “Батюшка, мне нужно испытать, что такое наказание. Ты мне дай епитимью на месяц и тут же ее разреши, а то вдруг ты умрешь, а я под этой епитимьей останусь”. Он наказал - и тут же прочитал разрешительную молитву.

Когда он наложил на меня епитимью, то мне ничего не стало мило: ни жизнь, ни солнце, ни деревья, ни молитва. Ничего не хотелось делать - серая безысходная жизнь. И когда прошел месяц, я почувствовал, как с меня это снимается, словно обручами. Тогда я вздохнул свободно и на сердце снова появилась радость. Вот что такое наказание».

И когда однажды отец Виталий узнал, что один сухумский священник наложил на двух женщин епитимью - три года не причащаться и стоять только в притворе храма, а одна из них тяжело заболела и могла умереть без Причастия, - он дошел до Патриарха и епитимья была снята.

Батюшка себя никогда не жалел. «День и ночь покоя мне не дают, кричат: “Отец Виталий! Помоги нам!”» - открыл он своей духовной дочери. И он тут же отвечал на зов, который слышала его чуткая душа через тысячи верст. И помогал: клал безчисленные поклоны, ставил свечи и молился, молился, молился…

Молитва была его дыханием, его связью с Источником жизни, она же была и той реальной действенной помощью, которую он мог оказать людям, привлекая к ним милость самого Господа.

«Молитва Батюшки из ада вырвет!» - такова была вера его духовных чад. И он вымаливал человека, каких бы трудов ему это не стоило. Даже зная волю Божию об этом человеке, он имел дерзновение умолять Всевышнего даровать прощение или облегчить участь несчастного. Ибо как сказал святитель Димитрий Ростовский о силе молитвы: «Молитва не только побеждает законы природы, не только является непреоборимым щитом против видимых и невидимых врагов, но удерживает даже и руку Самого всесильного Бога, поднятую для поражения грешников».

«Думаете, легко быть прозорливым, когда видишь, что человек погибает? - признался как-то отец Виталий. - И знаешь, как ему помочь, и знаешь, что он эту помощь отвергнет… Тогда сердце такою скорбью исполняется». Непрестанная молитва не угасала в его сердце, чем бы он ни был занят, с кем бы ни говорил.

Однако ночные часы он посвящал сугубой молитве. Когда его никто не видел, он падал ниц пред Господом, распластавшись на полу словно живой крест. Такие поклоны делают только при монашеском постриге, когда человек дает обет Господу посвятить всего себя и свою жизнь Ему. Батюшка их клал ежедневно, распиная себя за других. Так он вымаливал у Господа спасение ближних. Молился он и за целые страны, где в данный момент народ терпел особую скорбь или гибли люди: Вьетнам и Камбоджа, Лаос и Чили…

Когда он узнавал из «Новостей», что где-то произошла катастрофа или несчастный случай унес человеческие жизни, он записывал число погибших и ставил свечи о упокоении этих не знакомых ему людей, за каждого клал земной поклон. А среди погибших были и мусульмане, и протестанты, и неверующие - отец Виталий молился за всех, ибо любовь его к людям была всеобъемлющей.
Как и преподобный Серафим Саровский, Батюшка придавал особое значение свече, возженной за человека перед святым образом. Большие ровные восковые свечи, сделанные им самим, стояли на специальных железных подносах и перекладинах. Они никогда не затухали в его комнате, и даже в сильную жару, когда от огня стоял чад и трудно было дышать, он не позволял их тушить.

Он часто писал в письмах: «За всех вас свечи молятся». И сила горящей свечи в батюшкиной келии не раз спасала людей от смертельной опасности. По свече отец Виталий мог распознать душевное состояние человека: ровно, спокойно горит, или чадит. А бывает, огонь подрежется - и погаснет. Тогда Батюшка усиливал свою молитву за этого человека.

Игумен Н.:

«Меня хранила его молитва. Если бы не отец Виталий, - не знаю, что было бы со мной. Меня “полюбили ” в КГБ с самых первых шагов - сначала в семинарии, потом на приходе. Могли посадить в любое время, угрожали. Но приедешь к Батюшке, расскажешь только, и уезжаешь с надеждой, что не даст Бог в обиду по его святым молитвам. И действительно, смотришь - и отстали от меня на время. Другая скорбь придет -опять едешь. Он меня спасал от всех бед. И только теперь я понял, кем он был для нас. Я готов целовать ту землю, где он ходил…»

Анна (г. Таганрог):

«Однажды я провожала Батюшку из Сухуми в пустыню. На автобусной остановке к нему подошла одна его знакомая. Я отступила на шаг, чтобы не слышать, но он подозвал меня. “А было такое, что ты хотела утонуть?” - спросил он женщину. Она с удивлением посмотрела на него и стала оправдываться: “Я была в таком отчаянии…” Но Батюшка перебил ее вопросом: “И как же?”- “Да удобного места не нашла. Сколько ни бродила - везде мелко было…”

Потом мне Батюшка рассказал, что ему было открыто намерение этой женщины. И в то время, когда она зашла в воду, он стал усиленно молиться. Так он спас ей жизнь».

Примеров молитвенной помощи отца Виталия - огромное множество. Батюшка опытно знал, что молиться за людей - значит проливать за них кровь. И только благодать Божия помогала ему нести этот непосильный для человека груз - крест старчества.

Как-то раз оптинского старца Нектария спросили: должен ли старец брать на себя страдания и грехи приходящих к нему? Он ответил: «Иначе облегчить нельзя. Чувствуешь иногда, что на тебя легла словно гора камней - так много греха и боли принесли к тебе, что не можешь снести их. Тогда к немощи твоей приходит Благодать и разметывает эту гору камней, как кучу сухих листьев…»

Многие прославленные впоследствии старцы трепетали, когда им доставался такой крест, такая великая ответственность перед Богом за души людей, вверивших себя их духовному руководству. Это способна понести только великая любовь, которой по благодати исполнен старец.


«О ЖИЗНИ СХИАРХИМАНДРИТА ВИТАЛИЯ. Воспоминания духовных чад. Письма. Поучения»

Панихида по схиархимандриту Виталию

+2

4

О ЖИЗНИ    СХИАРХИМАНДРИТА    ВИТАЛИЯ
Это первая духовная книга которою я прочитал, мне ее подарили на день рождения. До этого, я тогда абсолютно ничего не понимал, я не знал почему одни люди стают святыми, а другие нет, кто такие святые… Думаю, мое воцерковление как раз и началось с этой книги, и не без помощи ОТЦА ВИТАЛИЯ которого я принял в свое сердце… По первой я думал что он Святой (канонизирован православной церковью), но с приходом малого понимания понял, что это не так, но своего мнения я не изменил…

0

5

  Паисий Святогорец 

+6

6

ОЧЕНЬ ТРОГАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ...

0

7

Наверное сюда?

+2

8

Беседы на книгу Откровение Иоанна Богослова.
http://azbyka.ru/audio/propovedi-i-bese … slova.html
Беседа 10 . С 30 минуты

0

9

Наверное сюда?

Свидетельства о чудесах после кончины архимандрита Иустина (Пырву)
http://russned.ru/hristianstvo/svidetel … ina-pyirvu

На румынском блоге Dogmatică Empirică опубликован рассказ профессора Мариана Марикару о чудесах, которые последовали после кончины старца Иуистина (Пырву) в Монастыре Петру Водэ в Молдавии. Ниже мы приводим отрывок из этой статьи, а также другие свидетельства, которые рассказывают об этих событиях.
http://s5.uploads.ru/t/qZ7WK.jpg

Блаженный старец Иустин скончался в воскресенье 16 июня 2013 года и был похоронен в четверг 20 июня 2013 года.

Согласно свидетельствам очевидцев, на теле старца не было следов смерти и трупных пятен. Кожа его руки была мягкой даже спустя четыре дня после его кончины. Многие видели капли жидкости на руках и на лбу старца, от которых шел изысканный аромат.
http://s5.uploads.ru/t/Q7yna.jpg

Вся атмосфера похорон была пасхальная. У людей были слезы радости, а не печали. На лице старца был мирный покой, все почувствовали радость Воскресения. По словам профессора Мариана, он никогда не видел ничего подобного на других похоронах.

Другой источник сообщает, что после кончины старца, в ночь на воскресенье с 16-го на 17-е  июня 2013 года, слезы выступили из глаз старца. В монастырь пригласил группу врачей с просьбой объяснить это событие, но никто из них не смог дать научное объяснение.
http://s5.uploads.ru/t/slHau.jpg

Наконец, на сайте http://www.ziartarguneamt.ro выложено видео о бесноватой женщине, которая исцелилась после того, как прикоснулась к телу старца.

+3



Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно