ГЛУХОНЕМОЙ АГИТАТОР

Цаголов Ким Македонович, генерал, участник войны в Афганистане: «У меня одиннадцать банд, переведенных без единого выстрела на сторону революции»

Я захотел поговорить с Кимом Македоновичем после того, как мне рассказали, что он во время войны в Афганистане, будучи советским полковником, множество раз один пробирался к моджахедам и там, переодетый в афганскую одежду, договаривался с ними о переходе на нашу сторону.
        Поднялись к нему в кабинет — все стены увешаны картинами. В основном это портреты. Мне говорили, что он рисует.
       
       — Ваши работы?
       — Мои. Это только часть. У меня много работ. Устаю от дел, беру в руки кисть. Я же окончил художественное училище, вот и рисую иногда потихоньку.
       — Не удалось стать художником?
       — В армию призвали. Сразу же после художественного училища. В Военно-морской флот.
       — Вас матросом призвали?
       — Нет. Я служил офицером. Меня же в училище направили. В 1950 году я закончил Ейское военно-морское авиационное училище имени Сталина. Начинал с Азовской флотилии, потом был Черноморский флот, а затем уже Балтийский. Я попал в Порколауд — это была наша военно-морская база в Финляндии. Война закончилась, но база у нас там была какое-то время, а потом решили ее передать финнам. После того как приняли такое решение, нас с полковником Пирожниковым оставили на ней последними. Раз мы отдаем финнам эту территорию, то она должна была благообразно выглядеть. Вот мы и приводили базу в первоначальное состояние.
        Затем, когда наш авиационный морской полк стоял уже в Таллине, меня вызвали в Москву. Со мной разговаривал гражданский человек — не военный, а гражданский. Я тогда майором был.
        Он меня все расспрашивал, расспрашивал. Так, ни о чем. Долго расспрашивал, а затем и говорит: «А служить вы будете вот здесь!» — оборачивается назад, а сзади у него на стене карта, и он показывает на этой карте центр пустыни в Средней Азии.
        Я говорю: «Как же так? А по документам у меня Москва, войсковая часть такая-то?» — а тогда моды не было торговаться — хочу, не хочу. Я же офицер. Вот меня туда и запузырили. Был 1960 год. А там оказался гигантский Заравшанский комплекс. И приехал я в пустыню в морской форме. Это был кошмар: пустыня — и стоит моряк.
        Так как жилья не было, то я жил в здании штаба. Это был барак, а в нем — каморка. Там раньше уборщицы держали веники. И в этом подсобном помещении поставили три кровати для меня, жены и двоих наших детей.
       — Что же этот комплекс делал?
       — Строил атомные объекты. Там потом в этой пустыне был построен новый город Навои. Красавец город. Когда только первые дома построили, мы все ждали. Мне в самом начале строительства обещали комнату в одном из двух первых домов, и я ждал, ох как я ждал — вот-вот будет.
        А когда их построили, то все вокруг оцепили и стали эти дома взрывать.
        И взрывали их до тех пор, пока полностью все не развалилось, а мы стояли и чуть не плакали. Оказывается, их испытывали на сейсмоустойчивость: при какой силе землетрясения они развалятся, чтобы потом строить дома. Затем опять началось строительство, построили новые дома, мне дали квартиру. Вечером сказали: вот тебе квартира. Я так обрадовался — уже ночью туда перебрался, а утром генерал-лейтенант Зарапетян, возглавлявший всю эту контору, мне и говорит, что пришел приказ о моем переводе в Москву. Так что я опять собирал свои вещи…
        Перевели меня в Подмосковье в качестве замполита батальона обеспечения, здесь в Дубне строили огромный синхрофазотрон. Он до сих пор работает.
       — А потом?
       — А потом — в академию им. Гагарина преподавать социально-экономические дисциплины. А я писал всем, что я боевой офицер, и одновременно я писал кандидатскую диссертацию по развивающимся странам. И моя докторская диссертация тоже была на эту тему. Тогда же я освоил и дари. Я же по национальности осетин. А дари и осетинский язык очень созвучны. Затем выучил фарси. А в 1978 году я попал в Афганистан военным советником. Когда я туда приехал, то сразу, увидев, что мы там делаем, подумал, что не то мы делаем, не то… С нашими противниками надо было не столько воевать, сколько договариваться.
        А потом меня взял к себе разведцентр. Подчинялся я главному военному советнику и начальнику разведки — и больше никому. Даже члену военного совета я не мог сказать, где был и что делал. Вызывает он меня и говорит: «Где вы были? Я вас целую неделю искал!» — а я ему говорю: «Да здесь я был!» — ну не мог я ему сказать, где я был. Я ходил в разведку с полным переодеванием и бородой, как настоящий душман. В разных местах я был разным. Но чаще всего представлялся глухонемым. О чем речь шла, я понимал, конечно, но делал вид, что ничего не слышу. Это очень сложная штука. Это такое напряжение душевных сил! Я потом неделю после возвращения в себя прийти не мог.
       — То есть вы знаете язык глухонемых?
       — Нет. Я не знаю языка глухонемых. И афганцы не знают. Я им на пальцах что-то показывал, что, мол, кишлак разбили, вот я иду, никого у меня нет. Дурака валял.
       — Неужели вас не проверяли?
       — Как не проверяли? Каждый раз проверяли. Наблюдали, правильно я делаю в мечети намаз или неправильно. А я ислам хорошо знаю. Афганцы в основном знают ислам только на примитивном уровне.
       — Ну, Коран-то они знают?
       — Они знают только то, что им мулла говорит. Те же, кто в Египте окончил Аль-Ахрам, исламистское учебное заведение, те много знают. Так вот ошибок в моем намазе они не нашли.
        Я в Афганистане был почти пять лет, хотя сначала меня посылали на полгода в командировку. Но когда я там начал работать и работать среди банд, руководству это понравилось, и мне сказали, что я остаюсь.
       — Вы один ходили к душманам?
       — Я же изображал глухонемого, так что со мной никого не было. И не могло быть. Совершенно один ходил.
       — Помните свой первый выход в банду?
       — Конечно. Я каждый свой выход как сейчас помню. Я не только знал, в какую банду я иду, я об этой банде все знал — ее состав и расположение. Знал, кто главарь, как его зовут и что он за человек.
        Я совершенно спокойно вхожу в ее расположение. Просто иду на посты. У них же везде посты. Это только кажется, что все пусто и никого нет. За дорогой наблюдают. Меня останавливают. Я никак не представляюсь, показываю, что я глухонемой. Меня забирают и приводят, например, к Малангу. Это их главарь. У него была мощнейшая банда. Этот Маланг когда-то был муллой, но с началом действий советских войск возглавил отряд.
       — У вас не было оружия?
       — Нет. Никакого оружия. У меня при себе всегда были только две гранаты. На поясе висели. Впереди. На крайний случай. Только две гранаты, и больше ничего. Чуть что — я бы дернул гранаты.
       — А обыскать? Вас не обыскивали?
       — Нет. Меня никогда не обыскивали. Кому я нужен? Я же выглядел скрюченным стариком. И вот меня приводят. Маланг разговаривает с теми, кто меня привел, а у меня в голове вертится, что он сейчас что-то выкинет, чтобы меня проверить. Я рассматриваю хребты. В таких случаях все у тебя обостряется — все органы чувств. Ты и налево видишь, и направо видишь, и вперед видишь, и назад видишь. И вот боковым зрением я вижу, что Маланг держит на весу автомат, — и он внезапно из автомата полрожка в землю выдавил. На мое счастье, я не вздрогнул. Вот тогда он поверил, что я глухонемой, и забрал меня к себе. Я ел вместе с ним, а его охрана рядом, но отдельно. Маланг держал меня при себе.
       — А зачем он вас при себе держал? Не доверял?
       — Не думаю. Просто Аллахом обиженный, глухонемой. А там так: если ты приютил такого, то Аллах тебе это зачтет. И так было дней 12 или 14. Банда у него была в 360 человек. Как-то мы сидели и ели, и я тут тихо произнес: «Маланг, Маланг…» — у него чуть глаза из орбит не выскочили, схватился за автомат, а я ему тихо говорю: «Спокойно, Маланг, спокойно, спокойно…» — и какое-то время я его успокаивал. Потом он пришел в себя и тоже тихо у меня спросил: «Кто вы такой? Что вам надо?». Тогда я ему открытым текстом и говорю: «Я — советский полковник».
        После этого я пробыл у него еще два дня и потом ушел. А позднее он приходил ко мне в часть, и кончилось это тем, что вся эта железная банда Маланга перешла на сторону революции. Это был первый случай бескровного перехода банды.
        Что тогда поднялось — все наше начальство слетелось в Афганистан.
        И мне сказали: «Вы будете этим заниматься, это будет вашим направлением работы».
       — Мол, давайте идите в следующую банду.
       — Да. И следующая банда, и следующая… И так у меня — одиннадцать банд, переведенных без единого выстрела на сторону революции. И везде я был глухонемым.
        Неожиданно меня вызвали генерал армии Сорокин, главный военный советник, и начальник разведки генерал Клименко и говорят, что получены разведданные, по которым противник знает обо мне, дано указание меня захватить. В тот же день я уже был в Ташкенте. Вернулся в Москву, поехал отдыхать с женой в подмосковный санаторий, через три дня звонок. Звонит маршал Ахромеев: «Ну как отдыхается?» — «Нормально, товарищ маршал!» — «Вы не могли бы подъехать?». Что значит «не могли бы», я — военный.
        И поехал, а мне говорят: «Ким, надо возвращаться». И меня повторно закинули в Афганистан. Был я там примерно до вывода наших войск, делал то же самое, но в других провинциях.
       — Были сложные случаи?
       — Конечно. Иду я Пан-дшерским ущельем, остановили меня, подвели к главарю банды, а здесь река течет, берег ее, мостик, рядом афганские пленные, человек десять-пятнадцать, они сидят, берег крутой, высота метра четыре. Я объясняюсь как глухонемой. В это время из банды подошли к пленным, взяли одного за руку, подвели к берегу, а главарь банды по нему — из автомата, и он упал в реку, следующего так же, пока всех не расстреляли на моих глазах.
       — Ахмад Шах Масуда видели?
       — Это был талантливейший командир. Он хотел встретиться. У меня есть от него два письма, в которых он обрисовывал ситуацию. Я отвечал ему. Происходил негласный обмен мнениями.
       — А были забавные случаи?
       — Забавные? Ну они же потом выглядят как забавные, а когда они на самом деле происходит, тогда просто пот прошибает.
        У меня был и сейчас есть маленький Коран, но это полный Коран, мелким типографским шрифтом исполненный, он помещен в металлическую коробочку с откидной крышкой. Как-то в нашем журнале я увидел фотографию Гундаревой. Я очень уважал и любил эту актрису, и надо было быть идиотом Цаголовым, чтобы так поступить: вырезал ее фотографию и положил в Коран. И всегда с собой носил. В одном месте надо было на Коране поклясться. Они знали, что у меня есть этот старый, древний Коран. И они попросили: достаньте. Когда я откинул крышку и увидел фотографию, понял, что это конец, разорвут. Коран и женщина — это конец. И тут вспомнил, что, передавая Коран, надо его поцеловать трижды. Я поднес его для поцелуя к губам и, пока целовал… съел Гундареву. Уже много лет спустя я встретился с Гундаревой и сказал ей: «Слушай, ты меня один раз чуть не погубила!» — и рассказал ей эту историю. Она хохотала от души. Хорошая была женщина и актриса чудесная…
        По возвращении домой меня направили в Южную Осетию, где возникла сложная ситуация. Там я оказался в тяжелейшем положении. Местная власть, по существу, развалилась. И я начал сколачивать ее по-новому.
        И там я встретился с одним грузином, который был в нашей разведке там, в Афганистане, а тут он уже командовал грузинскими войсками, то есть фактически противник. Я написал ему записку: «Ну неужели ты забыл Афганистан? Давай встретимся и поговорим, договоримся, решим все!» — а он ответил: «Я очень хорошо тебя помню, я готов тебя обнять, но я теперь не могу».
        Больше записок я не посылал ему.
       
      А я слушал Кима Македоновича и думал о том, что если бы ему за каждое его дело давали по Герою Советского Союза, наверное, и этого было бы мало.
       
       Александр ПОКРОВСКИЙ
http://2005.novayagazeta.ru/nomer/2005/ … -s23.shtml

На его визитке значится: «Заместитель министра, доктор философских наук, профессор, академик, генерал-майор». Как много, значат эти слова, - и одновременно как мало!

Есть удивительная по глубине мудрости восточная притча: попросили как-то пятерых слепцов описать, как выглядит, на что похож слон. Подошел один слепой, и, взявши слона за хвост, изрек: «Животное похоже на веревку». Второй слепец, потрогав ногу слона, сказал, что слон больше напоминает могучее дерево или колонну храма. Третий, ощупав слоновий бок, воспринял гиганта как укрепленную городскую стену. Для четвертого слепца, подержавшего слона за ухо, животное по внешнему виду оказалось сродни огромному листу папоротника. Наконец, пятый, проведя рукой по бивням, категорически произнес, что слон подобен копью или тарану. И долго спорили слепцы, и каждый истово отстаивал свою точку зрения, приводя веские аргументы своих ощущений, и каждый не желал принимать и понимать другого. И смешно все это было слушать зрячему...

Пройдут годы, и, мне кажется, начнут люди, знавшие Кима Македоновича Цаголова, спорить между собой: кем был Цаголов? Что составляло его истинную сущность? На кого он был похож?

А ведь знаю, что многие из коллег Кима Македоновича, встречающихся с ним в коридорах родного министерства, даже и не подозревают, что рядом работает человек-легенда, совершавший чудеса мужества во время войны в Афганистане, в других «горячих точках», а посетители Цаголова, конечно же, не подозревают, что пришли на прием не просто к заместителю министра, а еще и к талантливому художнику - пейзажисту, портретисту и что те десятки картин, которые висят на стенах кабинета замминистра принадлежат кисти творца-Цаголова, а семья, родственники, близкие друзья Кима Македоновича все-таки не до конца осознают, что он не просто доктор философских наук, он прежде всего - мудрец, сродни Конфуцию и Декарту, Зено-ну, Джами и Коста. Как плывущим на корабле по океану видна только верхушка айсберга, так ныне плывущим по морю жизни рядом с Цаголовым видна лишь малая часть его таланта, творчества, его личности.

Широк в кости и мускулист, плотен телом. Твердо, по-матросски уверенно ставит ногу на землю при ходьбе. Открытую ладонь подает при рукопожатии. Спокоен, внимателен, проницателен его взгляд, когда он слушает собеседника. В ответ на чью-либо просьбу многого не обещает, но старается помочь больше, чем может. Его мудрые советы и изречения могут составить объемную книгу; его стихи полны лиризма и философичности; его радость при восприятии счастья других светла..., его несказанная внутренняя грусть одиночества творца бездонна...

 

По материалам книги Г.Т.Дзагуровой. “ СЫНЫ ОТЕЧЕСТВА”

Владикавказ, “Проект-Пресс”, 2003.  http://ossetians.com/rus/news.php?newsid=80

Отредактировано Дарина (2011-12-07 20:51:29)

Аланские боевые собаки-"Испанский Алано", редчаяшая порода собак в наши дни

Испанский алано (испанскй бульдог) - древнейшая пастушья и сторожевая порода собак Пиренейского полуострова. В настоящее время порода официально не признана, так как считалась вымершей. Является редкой, порода насчитывает всего несколько десятков особей. Своим появлением данная порода собак обязана сарматским пленам – аланам, именно от них она и берет свое название. Испанские бульдоги появились на Пиренейском полуострове вместе с сарматскими племенами в конце IV - начале V вв. нашей эры. Уже в 1350 году эта порода собак впервые упоминается в охотничьих книгах. Из-за своего бесстрашия алано использовались для усмирения быков, предназначенных для корриды, как «травильные собаки» на охоте, а также в качестве изумительных сторожей. К сожалению, с конца XIX в. в связи с сокращением скотоводческой деятельности порода постепенно приходит в упадок, ее поголовье резко сокращается. Уже в 1930 г. алано признаются вымершими. Но, установив, что еще сохранились отдельные экземпляры этой породы в дальних скотоводческих районах Испании, кинологи с конца прошлого столетия занялись восстановлением испанского бульдога.
Сейчас алано – это смесь храбрости и благородства. Такие исключительные рабочие качества как неприхотливость, выносливость, делают ее просто незаменимой в пастушьей работе. У этих собак есть редкая особенность, которая больше ни у кого не встречается – быстрое заживление ран. Кроме того, собаки этой породы сообразительны, умеют устойчивую психику и независимый характер. Они легко обучаются, поэтому справится с ней, может даже ребенок. Алано верны и преданы свои хозяевам, прекрасно уживаются с другими животными. К сожалению, испанские бульдоги не предназначены для проживания в квартирах. Они легко могут стать агрессивными, если не получают достаточной физической нагрузки. Поэтому данную собаку лучше заводить тем, кто проживает в сельской местности.

Отредактировано mozarellafeta (2011-12-08 22:46:44)

"Старинная рукописная книга, наряду с описанием разных народностей, местами говорит и об осетинах тоже. Сведения, которые дает эта книга, я привел доподлинно, они ж сходятся и со сведениями нашей «Жизни Картли». «Осетины – дети высоких гор. Вместе с тем они богатыри, убежденные христиане. Бесцельного кровопролития и зависти у них не существует. Они гостеприимны, нутром чувствуют врага, с врагом сражаются по богатырски".

Отредактировано mozarellafeta (2011-12-08 21:51:44)

Вечная Слава героям!

оригинал

На фронтах Великой Отечественной войны сражался каждый четвертый осетин. В 1941 г. из Северной Осетии было отправлено 40 186 человек, а в целом за 1941-1945 гг. – 89 934 гражданина республики. Из них 45 500 не вернулись с полей сражений. Каждый второй представитель Северной Осетии, участвовавший в войне, погиб на фронте.
Не вернулись с полей сражений:
7 братьев Газдановых из с. Дзуарикау;
7 братьев Кобегкаевых из с. Донифарс;

6 братьев Хестановых из с. Хаталдон;
6 братьев Темировых из с. Чикола;

5 братьев Токаевых из с. Чикола,
5 братьев Каллаговых, из с. Кадгарон;
5 братьев Гуриевых из с. Кадгарон;
5 братьев Тургиевых из с. Кадгарон,
5 братьев Бясовых из с. Сурх-Дигора;
5 братьев Балоевых из с. Сурх-Дигора;
5 братьев Сеоевых из ст. Черноярской,
5 братьев Дзоблаевых из с. Дигора;
5 братьев Тахоховых из с. Хумалаг;
5 братьев Бароевых из с. Эльхотово;
5 братьев Басаевых из с. Эльхотово,
5 братьев Вазаговых из с. Дур-Дур;
5 братьев Дигуровых из с. Дарг-Кох;
5 братьев Кесаевых из г. Алагира,
5 братьев Дзебоевых из с. Даргавс.

52 семьи в Северной Осетии потеряли по 4 сына на фронтах Великой Отечественной войны...

При всём том, что тутульное население республики едва достигало трёхсот тысяч человек, а численность указанных сёл была в среднем не более тысячи.
Включая детей, женщин и стариков.
И к началу 21 века редко за каким праздничным столом старшим был 80-ти или 90-летний старец, как у соседей.
В основном те, кому едва минуло 60 лет.
Потому что была убита половина мужчин детородного возраста.

P.S. Ничего не имел в виду, как публиковал эту запись. Погибшие сражались не как осетины и не за Осетию.
А как советские люди ЗА свою страну СССР.
И им в голову не могло придти, что после войны кто-то будет делись один народ по национальностям.
Делят уже, фигасе

Рохсаг уота — Будьте светлыми там, куда от нас ушли (дигорское)
http://ani-al.livejournal.com/638048.html

Осетинка
Фотина Цаголова
Как же всё перекосилось!
Вот – примета наших дней:
русские сдают Россию,
мы же молимся о  ней.

Знать не зря и знать не просто
в первом веке – на заре
положил Андрей свой посох
на алановском дворе.

И не зря святой Апостол
нашу землю окрестил,
чтоб веками видел остро
Правду Божью осетин.

И с сердечною любовью,
с благородством, от души,
до последней капли крови
только Господу служил.

Богоборцы – эти знают
душу чистую алан!
Оттого нас и взрывают,
оттого Цхенвал, Беслан...

Просто всё и одиозно,
на войне, как на войне;
ВСЁ - ВСЕГДА - РЕЛИГИОЗНО:
БОГУ ИЛИ САТАНЕ.

Выбирай –  уж час последний, –
прояви былую прыть!
Русский, ты – как принц наследный –
БЫТЬ ТЕБЕ ИЛИ НЕ БЫТЬ?

К Богу – узкая тропинка,
и, идя по ней без сил,
слёзно молит осетинка
о Святой Земле – Руси...

13.09.11
http://www.stihi.ru/2011/09/13/5731